Первое, что режет слух, когда мы слышим южнорусские говоры – это фирменное «гэканье». Так называемое фрикативное «г», которое звучит как что-то среднее между «г» и «х» и произносится с придыханием. 

Помните, как провинциалка Нина Соломатина из фильма «Карнавал» приезжает в Москву, чтобы стать актрисой. Но экзамены с треском проваливает. Во всем оказывается виновно фрикативное «г».

- Ну, сказали, темперамент есть, но ховор ужасный. Но я ховорю – я как у нас в жизни ховорю. А они ховорят – то жизнь, а то искусство.

А в некоторых деревнях жители не только «гэкают», но и «шокают». С особенно чарующей экспрессией это делают жители Воронежской и Орловской областей, а также Краснодарского края. 

Третий отличительный момент – это «аканье».
Т. е. слова «вОда», «сОва», «трАва» здесь произносят как «вада», «сава», «трава». А иногда «аканье» превращается в «яканье» и тогда вы услышите: «сЯстра», «лЯсок», «сЯло». К слову, такое произношение – литературная норма в белорусском языке.

Ну, и еще одна фирменная фишечка южных говоров – отсутствие твердого «т» в личных окончаниях глаголов. Тут говорят: «делаеть», «идеть», «сидить». Что поделать – такой уж у них мягкий южный характер. 

Не менее любопытная тонкость в этих говорах – в деревнях звук «ф» часто заменяют звуком «хв». И надевают «хвартук» вместо «фартука», носят «кохту» и «сарахван» и кушают «конхеты». 

Ну, и верная примета, что перед вами южанин — это особое произношение звука «в». Он здесь живет своей особенной жизнью: когда она стоит перед согласным (или после в конце слова), то раскрывается как «у». И вместо твердого северного «мостов», «котов» и «время» южанин скажет «мостоу» и «котоу» или «уремя».

В этих говорах тебя спросят: «иде? (где) ты пропадал». 
И расскажут, что «дед приехавши», «немного выпивши» и «с крыльца упавши». Или отправят к соседке «ити́ть за млако́м». 

Видите, сколько всего занятного мы толком и не знаем про родной язык? А ведь он – НАШ! 

Хотя многие писатели открывают нам мир диалектов. Взять хотя бы Михаила Шолохова, который родился на небольшом хуторе станицы Вешенской и долгое время жил среди донских казаков. Все это наложило отпечаток на его «Тихий Дон», где то и дело встречаешь чудные словечки и местный сленг. Это донская группа южнорусских говоров.

Раскроем этот колоритный роман на одной из страниц: 
– Семка, дай потянуть, с вечеру не курил.
– Жеребца потяни…
В синеватой белеси неба четко вырезались, как нарисованные тушью, силуэты всадников.
– Ты, Мелехов, не робеешь?
– А чего робеть-то?..
– Как же, ныне, может, в бой пойдем.
– И пущай.
– А я вот робею, – сознался Прохор и нервно перебирал пальцами скользкие от росы поводья. – Всею ночь в вагоне не спал. Нету сну, хучь убей.

У всех имен существительных в русском языке есть род и падеж. В этом отрывке романа «Тихий Дон» есть синтаксические конструкции, требующие родительного падежа. Но разговорная речь донских казаков не терпит литературных правил. И фразы: «с вечеру не курил», «нету сну» – яркий тому пример.  

А теперь заглянем на другую:
Прокофий обстроился скоро… Жил в своем курене, на отшибе у Дона, бирюком. Гутарили про него по хутору чудное.
Ну что, сколько насчитали непонятных казацких словечек? Объясню их значение. 

Курень – как можно догадаться, название связано с курением, а если точнее, с дымом. Это казачий дом с соломенной крышей. Дым шёл (курился) из трубы. 
Гутарить (или гуторить) – распространенное в южном диалекте слово. Означает оно «разговаривать, говорить».

Как видите, язык деревенских жителей не только не примитивный, но и необыкновенно многообразный и способен обогатить даже язык литературный. И таится в нем не только самобытность, но и настоящая поэзия.